– Случилась большая беда, Ваше преосвященство, – низко поклонился Ланиг. – Группа епископов тарсидарского епископата обманула вас и совершила государственное преступление, прикрываясь именем святой Церкви. Кое-кто из них даже осмеливается лгать мне в глаза, утверждая, что вы сами покрывали преступников. Я, конечно, им не поверил и прибыл сообщить вам об обстоятельствах этого дела.
«Не поверил, как же… – с тоской подумал архиепископ, пытаясь понять, на чем именно и кто попался. – Неужели он пришел меня арестовывать? С этой сволочи ведь станется, наглости ему не занимать…»
Старый мастер принялся описывать происшедшее этой ночью. Глава Церкви Тарсидара выглядел совершенно спокойным, но внутри у него все кипело. Докопалась-таки проклятая ищейка! Докопалась! Нет, ну что за тварь такая? Какое ему дело до этих помойных щенков? Церкви необходимы неподотчетные и неподконтрольные никому деньги! Они на святое дело пойдут. Только вот, поди, объясни это суду. Только отягчающим обстоятельством сочтут. Кто же проговорился? Какой идиот пожадничал? Эх, какое выгодное дело провалилось…
– Но что я могу сделать? – с трудом заставил себя заговорить архиепископ.
– Мы просим вас осудить преступников церковным судом и передать в руки светских властей.
– А больше вы ничего не хотите, господин ар Вортон? – голос его преосвященства стал сварливым.
– Больше ничего. Пока. Но прошу учесть, что если обо всем этом станет известно тарсидарцам, то я не берусь предсказать их реакцию…
Не берется? Ну и ну. Любому дураку понятно, что разъяренные горожане без промедления ринутся жечь епископат и бить епископов. Стражники легко надавят на жалость простонародного дурачья, покажут им несколько подохших щенков, и готово – идиоты взбесятся. Да, если это случится, Церковь потеряет столько позиций, что… Ловок, паскуда, ни единого выхода не оставил, придется отдавать епископов. Единый Создатель, почему ты так жесток к своим верным слугам? Неужто из-за мелких слабостей? Ну и что с того, что хороший человек удавит нескольких малолетних шлюх? Их ведь и так ведь расплодилось бессчетно…
– Ваше преосвященство вполне может сообщить, что это благодаря прозорливости Матери-Церкви разоблачены пробравшиеся в тарсидарскую епархию слуги дорхота… – вкрадчиво сказал Ланиг, в глазах старика горела неприкрытая насмешка. – Да не мне вас учить, как делаются такие дела. Вы человек опытный.
Нет, ну какая же сволочь?! Архиепископ долго хватал ртом воздух, он не мог дышать от возмущения. Но одновременно понимал, что именно так и придется сделать, иного выхода ар Вортон все равно не оставил, прямо намекая, что в ином случае пострадает сам глава епархии.
– Вы правы… – устало сказал он через некоторое время. – Прошу передать мне списки преступников. Они будут осуждены церковным судом, лишены сана и переданы светским властям для наказания.
– Крайне благодарен, – низко поклонился Ланиг, с трудом скрыв гримасу гадливости. – Списки вы получите завтра днем. Хочу еще только попросить передать любителям легкой наживы, что мы можем простить многое, но работорговли в империи не потерпим.
– Я позабочусь о том, чтобы подобного в моей епархии больше не происходило, – мертвым голосом ответил его преосвященство, мрачно глядя в пространство перед собой.
– Тогда всего вам доброго, – снова поклонился старый мастер и покинул розовую гостиную вместе со своими сопровождающими.
Архиепископ долго сидел молча. Его колотило от ненависти. Только Мать-Церковь вправе решать, кто будет рабом, а кто свободным! Только Мать-Церковь! Никак не эти… колдуны. Ничего, подождите немного, господа хорошие, вскоре вы уплатите по всем счетам. В десятикратном размере. Кровью своей уплатите. Наплачетесь. Если бы кто-нибудь сейчас увидел его преосвященство, то шарахнулся бы в сторону – церковный иерарх походил в этот момент не на человека, а на самого Владыку Бездны.
Жара стояла удушающая, четыре больших горна нагревали воздух в кузне так, что вошедшему могло показаться – он в аду. Грохот молотов, смешивающийся с шумом станков из расположенного неподалеку цеха, давил на уши, у непривычного человека вскоре разболелась бы от него голова. Между четырьмя наковальнями прохаживался обнаженный по пояс мастер-кузнец. Только кожаный фартук скрывал его могучий торс. Он внимательно следил за учениками, кующими картаги, стараясь не дать никому из них испортить заготовки. Особенно внимательно кузнец наблюдал за скоморохом, ведь белых заготовок больше нет – если испортить эти, потеря будет невозвратной. За прошедшие два с половиной месяца ученики научились кое-чему, уже вполне могли ковать самостоятельно несложные вещи. Но доверить им доводку призрачных мечей без присмотра никто не решился бы, поэтому неподалеку постоянно находился кто-нибудь из опытных кузнецов. Особенно теперь, когда осталась самая тонкая работа. Еще каких-то две недели – и ученики покойного горца обретут картаги. Совсем недолго осталось.
Санти несильно стучал небольшим молотком по кромке раскаленного до белизны лезвия одного из мечей, в то время как второй разогревался в горне. Пот заливал глаза, но вытирать его было некогда. Мало кто из прежних знакомых узнал бы в этом довольно высоком, мускулистом парне рыжего скомороха, не дававшего жизни всему Тарсидару. Юноша изменился разительно, вытянулся больше, чем на голову, плечи раздались вширь, в зеленых глазах появилась спокойная уверенность в своих силах. Только шапка курчавых, непокорных, огненно-рыжих волос осталась прежней. Они не поддавались никакому гребню, и скоморох давно махнул на это бесполезное дело рукой, даже не пытаясь привести свою копну в порядок. Втайне он завидовал прямым каштановым волосам Энета, не говоря уже о роскошной черной гриве Тинувиэля.